Некоторое время назад, президент ИРИ Хасан Роухани на встрече с австрийским коллегой Хайнцем Фишером сообщил, что Иран обладает уникальным статусом с точки зрения энергетической сферы и может быть надежным источником энергоресурсов для Европы. Иранский президент отметил, что страна готова реализовать сеть для передачи (природного) газа в Европу через Австрию. Таким образом, угроза того, что вскоре Россию потеснят на мировом энергетическом рынке еще больше приобретает вполне конкретные очертания.
Комментирует Сергей Демиденко, председатель Экспертного совета по развитию отношений со странами Востока НИИ КПУ, специалист-эксперт Института стратегических оценок и анализа, кандидат исторических наук, доцент НИУ ВШЭ
Итак, появился повод в очередной раз поговорить об Иране. И повод этот не слишком приятный. При всех уверениях Тегерана о добрых намерениях в отношении России, заявления его руководителей с реальными делами расходятся диаметрально. Исламская Республика продолжает посылать Европе недвусмысленные сигналы, подчеркивая свою готовность стать альтернативным России поставщиком «голубого топлива» в Старый Свет. Конечно же, Иран обставляет эту кампанию всеми соответствующими дипломатическими атрибутами, подчеркивая, что не собирается конкурировать здесь с Москвой. Но как это возможно в принципе, если ИРИ собирается продавать европейцам именно магистральный газ, а не СПГ (в этом случае он стал бы конкурентом Катара), ни один эксперт объяснить не может. То есть угроза того, что вскоре нас потеснят на мировом энергетическом рынке еще больше (увеличение производства нефти и сланцевого газа в Соединенных Штатах уже привело к опасному для России падению цен на энергоносители) приобретает вполне конкретные очертания.
В сложившихся условиях европейские энергетические концерны наверняка не упустят возможность освоить иранский рынок. Побуждать их к этому будет не только лишь фактор политический (намерение порвать с многолетней энергетической зависимостью от России), но и интерес деловой — получение колоссальных прибылей от участия в освоении иранских месторождений и строительства инфраструктуры. Иран же, со своей стороны, заинтересован в том, чтобы в его экономику, балансирующую на грани коллапса, начался приток иностранных инвестиций (по данным ВВС, в апреле 2014 года правительство ИРИ из-за серьезных бюджетных трудностей вынуждено было сократить государственные субсидии на бензин; в результате цены на топливо поднялись на 75%; данная мера больнее всего ударила по малоимущим и частично безработным гражданам, число которых в стране оценивается источниками примерно в 25%).
Интерес Брюсселя и Тегерана к расширению взаимовыгодного сотрудничества очевиден. А что же Россия? Здесь, как говорится, ничего личного, только бизнес — Ирану нужны деньги, европейским ТНК тоже. Таким образом, Российская Федерация оказывается перед лицом весьма сложной проблемы: как сделать себя менее уязвимой для вызовов, касающихся главнейшей отрасли нашей экономики — ТЭКа? Можно, конечно же, говорить о развитии национальной промышленности, образования, технологических прорывах и т.д. Однако промышленность на нынешней образовательной и производственной базе быстро развить не представляется возможным, а проблему решать надо уже сейчас. В противном случае Россию ожидает возвращение 90-х гг. со всеми их реалиями в виде массового обнищания населения, экономического кризиса, девальвации национальной валюты, политической нестабильности.
Есть ли у России время для корректировки своей внешнеэкономической стратегии? Безусловно, да. Здесь нам поможет, во-первых, сдержанное и подозрительное отношение иранцев и европейцев друг к другу, во-вторых, иранское законодательство, регулирующее участие иностранцев в энергетических проектах — иностранцы не могут быть не только недропользователями, но и собственниками даже части добытого сырья, получая за свои услуги плату «натурой». Вдобавок инвестиционная деятельность иностранцев в Исламской Республике может быть разрешена только в том случае, если соответствует целому ряду условий — способствует развитию экономики страны, улучшению ее технологического потенциала, создает новые рабочие места при отсутствии угрозы ее национальной безопасности, в отношениях с ТНК запрещается само применение слова «концессия» и т.д. Одним словом инвестиционный климат в ИРИ нельзя назвать идеальным. В-третьих, неразвитость газовой отрасли Ирана в целом — отсутствие инфраструктуры, необходимой для поставок больших объемов «голубого топлива» в Европу, плохая разработанность основных месторождений (в первую очередь Южного Парса).
При корректировке иранской стратегии российскому руководству необходимо учитывать, что Тегеран в отношениях с западными странами (к коим он относит и Россию) всегда действовал и будет действовать, сообразуясь в первую очередь со своими экономическими интересами, которые вряд ли принесет в угоду политическим амбициям и «союзническим обязательствам». Между Россией и ЕС иранцы, по большому счету, не видят особой разницы, свою роль здесь играют как политические обстоятельства, так и, как это ни странно, историческая память: иранцы считают, что Россия не оказала их стране должной помощи в деле преодоления режима международного эмбарго — то есть должна была «заветировать» резолюции ООН, содержащие пакет санкций; что деловые контакты между нашими странами не развиваются в должной мере только по вине РФ, которая боится идти наперекор мнению мирового сообщества. Что касается исторических моментов, то Тегеран помнит, что в XIX и ХХ веках Россия была среди европейских держав, колонизировавших Иран, и что во многом благодаря ей была подавлена революция 1905–1911 гг., а также однозначно считает, что в войне против Ирака весь (!!!) мир был на стороне режима Саддама Хусейна.
То есть, если сделать Ирану более выгодное предложение, он будет работать с нами, а не ЕС. И Россия сможет не только избежать потерь, но и повернуть ситуацию в свою пользу. В этой связи отечественным энергетическим концернам (в первую очередь, государственным) уже сейчас необходимо начать проникновение на газовый рынок ИРИ. Это можно было бы сделать, например, в союзе с компаниями из КНР, которые также настроены «поконкурировать» с европейцами за перспективные иранские подряды. Включившись в проекты по разработке месторождений, мы могли бы предложить Ирану и свои инфраструктурные возможности, реанимировав проект Прикаспийского газопровода с ответвлением к Южному Парсу (с привлечением, например, китайских инвестиций). То есть Иран нужно как можно быстрее привязать к России в энергетическом плане. В противном случае последствия для нашей экономики могут быть катастрофическими.
В краткосрочной перспективе перед Россией должна стоять задача закрепить свои позиции на газовом рынке Ближнего и Среднего Востока, используя свои технологические, производственные и инвестиционные возможности. Но делать это нужно как можно скорее. Если европейцы и иранцы возобновят крайне опасный проект «Набукко» (а все предпосылки для этого сейчас имеются), шансы на то, что мы сохраним свои нынешние позиции на мировом углеводородном рынке, малы до чрезвычайности.
Промедление для нас теперь «смерти подобно» и в прямом, и в переносном смысле.